Война 2020 года - Страница 57

Лавируя между столами, Мередит почувствовал, что улыбка Мэнни оказалась заразительной.

– Ну что ты оскалился, придурок? – поинтересовался Мередит у приятеля.

Мэнни улыбнулся еще шире:

– Это все еда. Ты должен ее попробовать.

– Уже пробовал, – ответил Мередит. Хотя умом он и понимал, каких усилий стоило организовать такой буфет и что все в нем – относительно высокого качества, он все же не мог поверить, что Мэнни действительно понравились закуски. Все его попытки убедить остальных офицеров отдать им должное безнадежно провалились. – Да брось, ты меня разыгрываешь.

– Только не я, брат. Еда потрясающая. Хочешь, спроси у Старика сам.

Мередит решил, что тот шутит, и, хотя так и не понял юмора, не стал больше ничего выяснять. Протискиваясь мимо последнего рабочего стола, он зацепил грубыми шерстяными брюками за край лежащей на нем кальки со схемой и сбросил на пол несколько маркеров.

– Классный же ты был, видать, защитник, – заметил Мэнни.

Мередит с приятелем быстро подобрали упавшие инструменты с беспорядочно разбросанных по полу компьютерных распечаток и извинились перед измученным капитаном, чья работа пошла насмарку. Когда друзья распрямились, перед ними стоял полковник Тейлор, а также генерал Иванов, Козлов и еще один русский, в котором Мередит признал коллегу Мэнни. Через минуту подошел Счастливчик Дейв Хейфец и советский офицер, заместитель по планированию.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Мередит передвинулся так, чтобы не оказаться лицом к лицу с Козловым. Тот был вполне привлекательным человеком – пока не открывал рта, полного обломанных гнилых зубов, от вида которых хотелось зажмуриться.

Его дыхание смело можно было квалифицировать как самое грозное наступательное оружие, имевшееся в арсенале русских. Мередит сочувствовал Козлову, ибо тот явно являлся первоклассным офицером и изо всех сил старался, чтобы все шло как надо. Но его сочувствие не шло настолько далеко, чтобы терпеть его дыхание.

И без того в комнате стояла вонь, и воздух висел неподвижно, тяжелый, как одеяло. Грубая ткань советской формы, которую носили все присутствовавшие, стала еще жестче от засохшего пота. Мередит не чувствовал уверенности, что его желудок выдержит дурной запах изо рта Козлова, учитывая поздний час, недосыпание и тяжелый груз жирной, нездоровой русской пищи.

Тейлор подвел их всех к карте во всю стену и бросил быстрый взгляд на Мередита, выясняя, готов ли тот переводить.

– Похоже, – начал Тейлор, – что мы так торопились, что наши советские союзники не успели понять одну маленькую вещь…

Перевод давался легко. Мередит отлично знал, в каком тоне хотел говорить Тейлор – как всегда, в единственно нужном. Общаясь с уличной ли шпаной, с мексиканскими ли бандитами, с сенаторами или советскими генералами, Тейлор не уставал восхищать Мередита верным выбором не только слов, но и голосовых оттенков, которые помогали ему наилучшим образом воспользоваться предубеждениями собеседников.

А интересно, что советские думали о самом Тейлоре? Мередит приметил, что мало кто из советских офицеров носил на лице отметины болезни Рансимана. В то же время он знал, что Советский Союз пострадал от эпидемии еще больше, чем Америка, но, похоже, у них существовали некие негласные правила, не допускавшие до высоких должностей и званий сильно изуродованных людей. Мередит часто гадал, не является ли это просто-напросто еще одним проявлением извечного пристрастия русских военных к показухе.

Он попробовал представить себе, каким кажется Тейлор впервые увидевшим его людям.

Трудно, конечно, оставаться объективным, проработав с человеком столько лет и испытывая к нему такую глубокую, хотя и не высказанную вслух, привязанность. Даже в Соединенных Штатах 2020 года Тейлор скорее мог оказаться жертвой предрассудков, даже объектом примитивного животного страха, чем хорошо одетый, без единого шрама выходец из буржуазной среды, которому по случайности досталась кожа цвета молочного шоколада. Мередит порой задумывался, станут ли русские судить о его командире тоже только по внешним данным.

– … и мы хотим решить все проблемы в атмосфере открытости и взаимного доверия, – перевел Мередит.

Генерал армии Иванов вслушивался в легкое течение русской речи, гадая про себя, где черный американец так хорошо научился языку. От американцев вообще только и жди каких-нибудь сюрпризов. Некоторые сюрпризы приятные – они очень старательны, очень уверены в себе, очень сообразительны. Но имелись и другие сюрпризы, смириться с которыми оказалось не так-то просто. Например, эта история с рассредоточением средств обеспечения. Говорят американцы всегда очень вежливо, но за вежливостью скрывается несгибаемая твердость. Иванов уже давно заметил железную закономерность: они уступят в мелочах, но в более важных вопросах всегда настоят на своем.

Иванов устал физически, и ему надоело спорить. Ладно, пусть делают как хотят. А Советская Армия будет распоряжаться своими войсками так, как считает нужным. Пусть американцы попытаются. Иванов хотел бы верить, хотел бы сохранить в себе оптимизм, но он так долго испытывал одни поражения и очень сомневался, чтобы один-единственный полк, пусть и вооруженный таинственным американским чудо-оружием, смог бы внести перелом в ход войны. Но он будет им благодарен даже за самую малую помощь. Положение складывалось отчаянное, и он боялся войти в историю в качестве одного из тех русских военачальников, чьи имена ассоциировались с крахом.

Но кто может с уверенностью сказать, сколько лет еще будет продолжаться сама русская история? Посмотрите на глубину пропасти, в которую мы уже упали. Выпрашиваем помощи у американцев…