Тейлор хохотнул, заставив вздрогнуть стоявших вокруг офицеров. Ему пришло в голову, что, в конце концов, между ним и этим пейзажем имелось нечто общее.
– У вас хорошее настроение, сэр, – удивленно отметил майор Мартинес, дрожа от холода. Тейлор повернулся изуродованным лицом к начальнику службы тыла, изобразив улыбку.
– А как же, Мэнни. Русские опаздывают, идет кошмарная война, мы застряли в этом… в этом советском Диснейленде и все пытаемся делать вид, будто не отморозили задницы. Как же мне не быть в хорошем настроении?
Он еще не договорил, когда наигранная улыбка сползла с его лица. У него на душе кошки скребли, как никогда. Он до дрожи в коленках беспокоился за успех своей миссии, за благополучие своих людей. Но он хорошо знал, как сильно каждый из его офицеров рассчитывает, что он проявит перед ними силу, даже если он не всегда мог оставаться сильным наедине с собой.
– Да, здесь не Техас, – отозвался Мартинес и преувеличенно задрожал.
– И не Мексика, – подхватил Мерри Мередит. Человек с кожей кофейного цвета, такой красивый, что многие недооценивали заключенную в нем опасность. Самый отчаянный разведчик, какого когда-либо знал Тейлор. Верный до самого конца. И, без сомнения, безумно скучающий по своей огненно-рыжей жене и детишкам.
– И не Лос-Анджелес, – отпарировал Мартинес. Они поддразнивали друг друга, припоминая самые трудные передряги, в которых им доводилось побывать.
– И не Заир, – вдруг произнес подполковник Хейфец с неловкой, дружелюбной улыбкой.
Хейфецу, по прозвищу Счастливчик Дейв, с огромным трудом давалось общение с коллегами-офицерами на любые темы, кроме профессиональных, и он имел репутацию величайшего стоика, человека без эмоций. Но Тейлор понял истинный смысл его неловкого замечания, его чересчур веселой ухмылки. Хейфец тоже испытывал потребность почувствовать плечо товарищей в меркнущем свете умирающего дня.
Тейлор никогда не говорил о Заире. И все тактично следовали этому правилу. Все, кроме Счастливчика Дейва, чье умение держаться в обществе начало сходить на нет еще много лет назад, в другой стране.
Тейлор кивнул своему невезучему подчиненному. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, он оказался неспособен на большее.
Но Хейфец так ничего и не понял. Его несло дальше. Его еврейский акцент всегда становился более заметным, когда он волновался, и сейчас он звучал отчетливо, как никогда.
– Да, пожалуй, – протянул Тейлор. – Наверное, в Заире самый паршивый климат в мире. И вообще, там паршиво.
Тейлор передернул плечами, избегая встречаться глазами с сослуживцами.
– Особенно в верховьях большой реки, – добавил он. – В верховьях плохо. А вот в долинах еще ничего.
– Но куда же запропастились русские? – быстро вставил Мерри Мередит. Мередит дольше всех служил с Тейлором.
– Не понимаю, зачем они заставляют нас дергаться, – подхватил Мэнни Мартинес. Мартинес всю жизнь старался забыть о своем родном Сан-Антонио. Но его тело все же жаждало тепла южного солнца.
– Не думаю, чтобы они это делали нарочно, Мэнни, – заметил Тэйлор. – Что-то случилось. Я нюхом чую.
– Здесь все наперекосяк, – отозвался Мередит. В качестве начальника полковой разведки он, согласно освященному годами разделению труда, отвечал за информацию о противнике, погоде и о местности.
– Советский фронт трещит по швам. Дошло до того, что я не знаю, на какой участок обращать основное внимание. – Он невесело хохотнул. – Черт, наверное, одна из причин, почему я торчу здесь, в том, что я не могу уже слушать приемник. Информация о ходе боевых действий поступает не переставая. И ни одной хорошей новости.
Тейлор обвел взглядом пустынные окрестности. По-прежнему никаких признаков русских. Это внушало особое беспокойство, ибо до сих пор они пунктуально являлись на все встречи, несмотря на испытываемые ими огромные трудности и неудачи.
– Почему бы вам всем не зайти в помещение и не выпить по чашечке кофе? – предложил Тейлор. – Давайте, давайте. Мне нужно немного подумать. Мерри, если будет что-то новенькое, доложишь.
Тейлор знал, что все они хотели вернуться в просторный цех, где разместился штаб полка.
Там было немногим теплее, но достаточно, чтобы перестать постоянно думать о холоде. Однако никто не пошевелился. Никто не хотел проявить нелояльность к Старику.
– Какого дьявола, парни! – воскликнул Тейлор. – Если я приказываю идти в помещение, то идите. Ясно?
Хейфец решительно двинулся к перекошенной железной калитке, прорезанной в массивных двустворчатых воротах цеха. Хейфец всегда незамедлительно выполнял приказы, не выказывая ни одобрения, ни несогласия. Из всех офицеров – Тейлор знал – Хейфец был самым равнодушным к внешним удобствам. Точно так же он пошел бы, прикажи ему командир зайти в ледяное болото.
Мартинес опустил глаза, потом двинулся широким шагом, всем своим видом выражая недовольство, перемешанное с детским чувством облегчения. Остался Мерри Мередит.
– Принести вам чашку кофе, сэр? – спросил Мередит.
– Нет, спасибо. Я только хочу насладиться прелестью советского пейзажа.
Мередит задержался, почти собравшись было уходить.
– Их надо пожалеть, – сказал он.
В перерывах между годами совместной службы в Лос-Анджелесе и Мексике Мередит закончил специальный курс по изучению иностранного языка, а также обычаев и истории страны изучаемого языка. Мередит учил русский, и Тейлор знал, что темнокожий выходец из солидной буржуазной американской семьи немного влюбился в предмет своего изучения.