Команда продолжала шумно ликовать. Капитан Паркер даже преодолел свой страх перед старым суровым ветераном.
– Полковник Тейлор, – выкрикнул он голосом, полным ребяческого безудержного веселья, – как вы думаете, командование ВВС подкинет нам по медальке за эту операцию?
– Черта с два, – перебил Кребс. Он говорил нарочито раздраженным тоном, как это всегда делали офицеры, когда они испытывали гордость за то, что совершили они сами и их боевые товарищи. – Эти чертовы сволочи из ВВС побегут завтра в Конгресс, чтобы постараться уговорить членов Конгресса отнять у нас наших птичек. – Лучшие годы жизни Кребса были отданы программе М-100, и сейчас его лицо сияло подобно тому, как светится лицо отца, испытывающего гордость за своего ребенка, добившегося необычайных успехов. – Нет, – уверил он всех. – Они будут рыдать и затопят слезами Потомак. – Он похлопал рукой по боковой стенке кабины, как когда-то его предки похлопывали по крупу своих лошадей. – Они будут утверждать, что эти птички слишком хороши для таких тупых идиотов, как мы.
– Мерри, – сказал Тейлор, – свяжись с нашими русскими друзьями. Вызови Козлова. Или даже лучше свяжись прямо с генералом Ивановым. Спроси их, не могли бы они выслать наряд на заброшенный промышленный комплекс. Проверить, есть ли… есть ли… черт побери, ты понимаешь, что я имею в виду.
Тела. Останки, которые можно опознать, чтобы похоронить на родной земле.
– Слушаюсь, сэр, – сказал Мередит.
– Паркер!
– Да, сэр.
– Как тебя зовут?
– Гораций, сэр.
– Нет, я имею в виду, как тебя зовут родные и друзья.
– Хэнк.
– Хорошо, Хэнк. Пока Мерри связывается с нашими русскими братьями, начинай составлять программу нового курса. Доставь нас в район сосредоточения «Серебро» как можно быстрее. Держи курс прямо на Орск.
– Ты думаешь, они врут? – спросил генерал Иванов.
– Нет, товарищ генерал, – сказал Козлов. – Видимость все еще очень плохая. И в полученной нами информации есть большие пробелы, но совершенно очевидно, что иранцы думают, что Аллах разгневался и наказал их. Они совершенно перестали соблюдать дисциплину радиопереговоров и клянут японцев за все, что произошло. – Козлов дотронулся языком до мертвого черного зуба. – Похоже, если японцы не смогут все урегулировать в короткий срок, то начнется восстание.
– А сами японцы?
– Здесь сказать что-нибудь сложнее.
Пройдясь туда-сюда по комнате, генерал Иванов остановился перед стеной, на которой в рамках висели фотографии русских героев – участников прошлых войн с исламом на Кавказе и в Средней Азии: Суворов, Ермолов, Паскевич и полдюжины других. Козлов чувствовал, что генерал Иванов испытывает глубокую печаль оттого, что из глубины двух столетий за его поражением наблюдают его выдающиеся предки.
– Невероятно, – сказал Иванов, поворачиваясь к Козлову – Просто невероятно. Даже если американцы вдвое преувеличивают число потерь противника. Прямо немыслимо.
– У нас появилась реальная возможность… – начал Козлов.
Иванов нахмурил брови. Козлов не понимал, что в данной ситуации означало выражение лица генерала.
– Я имею в виду для начала контрнаступления в нашем районе, товарищ генерал, – продолжил Козлов, – чтобы выровнять линию фронта. А затем, кто знает… Если американцы действительно сделали это…
– Прекрати нести чушь, Козлов.
От зубной боли все лицо Козлова перекосилось.
– Есть вещи, о которых ты ничего не знаешь, – сказал генерал Иванов грубо. – Ситуация сложнее, чем тебе кажется. Я хочу, чтобы ты начал передислокацию штаба. Составь быстро планы, обеспечивающие максимальное рассредоточение войск, но не нарушающее целостности обороны. И не теряй ни минуты. Немедленно разошли предварительные приказы.
– Но… мы обещали американцам, что поддержим их, что мы атакуем…
– Ситуация не позволяет нам сделать это.
– Но…
Для американцев это был великий день, и он войдет в историю. Единственной неудачей был удар противника с воздуха, нанесенный по группе поддержки, задержавшейся в промышленном районе. У Козлова же дела шли хуже некуда. Ходили слухи о необычайной активности КГБ в Москве, включая целую волну арестов. Этого не было в течение многих лет сумятицы и неразберихи, которые последовали за эпохой Горбачева. В тылу боевой зоны службы безопасности уже вышли из-под контроля и расправлялись с так называемыми предателями, на фронте же был еще больший хаос. Теперь, кроме всего прочего, оказалось, что существовала какая-то очень важная тайна, о которой он не знал. Он служил вместе с Ивановым еще в Баку, во время повторного его взятия, и его потрясло, что ему так мало доверяли. Он понимал, что эта секретная информация должна быть очень важной.
У него нестерпимо болели зубы. Он боялся, что придется удалять их все до единого.
– Товарищ генерал, – начал опять Козлов, – не могли бы вы мне сказать, что происходит. Как я могу руководить людьми? Как я могу эффективно планировать операцию, когда я не знаю, что происходит?
Иванов опять отвернулся и начал смотреть на литографический портрет Суворова, лицо которого напоминало морду старой борзой.
– Делай, что тебе говорят, Виктор Сергеевич. Рассредоточь наши силы на максимальную ширину, которая не нарушит оборону и обеспечит целостность частей.
Какой обороны? Отдельные островки полузамерзших частей, разбросанные по степи и не знающие, в какую сторону направлять лишенные боеприпасов орудия? И какая целостность? Все это выдумки, существующие только на картах и нанесенные на них на основе информации, полученной еще до последних трех боев. Истинное расположение и нумерация полков и дивизий, уничтоженных и забытых всеми, кроме Бога и нескольких никому неизвестных штабных офицеров?